— Ох… Со мной еще два человека. Женщина и мужчина. Всего, значит, четверо. А если посчитать старину Фатика, то пятеро. Оружие, Вирна, я хочу самое лучшее. Я сам его выберу и сам куплю.

— Согласна, Фатик. Дам тебе денег и на оружие.

— И найди мне, будь добра, торговца готовым платьем. Мне потребны штаны, рубахи, шляпы, куртки и, главное, исподнее. Все в нескольких экземплярах.

Вирна взглянула на меня искоса:

— Поиздержался в пути, а?

Знала бы ты, в каком виде мы убрались из Семеринды!

— Есть немного.

Она улыбнулась.

— У твоей эльфийки просвечивает коленка. Я ведь в курсе, что ты неравнодушен к женским коленкам, Фатик! Любишь целовать коленки своей мадам, а? Не больно-то они выдающиеся, тощие, костистые…

Я не ответил. Коленки Виджи, я, конечно, целовал, как и все остальные части ее тела. Ум Вирны был как бритва: она все заметила, выстроила правильные логические цепочки… И не преминула унизить мою женщину. Но это я готов был простить: она играла в игру под названием «Размажем бывшего любовничка», я это понимал, терпел и почти не злился. Даже призрак амока исчез, вроде его и не было.

— Ладно, молчун, получишь… батистовые портки! И побрейся, смотреть на тебя противно! Выдам тебе деньги и на брадобрея!

Я промолчал снова. Бритье — ладно, но исподнее в дальнем пути — вещь если не самая, то одна из наиважнейших. Можно путешествовать без топора, но без тройного комплекта нижнего белья я буду себя чувствовать как минимум нерешительно. Люблю чистоту, яханный фонарь. А уж как ее любят женщины, у которых в разгар путешествия может начаться менструация!

Однако у Виджи давно не случалось месячных. Не знаю, может, у эльфиек они происходят раз в полгода или вообще раз в год, на день рождение, скажем.

Я сказал со смущением:

— Мне необходимы также некоторые принадлежности женские…

Вирна кивнула:

— Будет тебе исподнее и все, что пожелаешь, даже женские панталоны.

— Три пары женских сапог и три пары ботинок. Это для меня. Я ношу ботинки. И три шляпы. Я ношу шляпы.

И зачем я оправдываюсь, а?

Заимодавка усмехнулась… в усы.

— Получишь от Карла мой перстень с печаткой — это пароль для культистов. Они знают, что обладатель перстня привезет им товар. Знаешь, где в Талестре сидят их… главари?

Я знал. Вирна кивнула удовлетворенно.

— Жди, дружочек, сейчас оформлю нашу коллаборацию…

Я почувствовал пиетет к Вирне, хотя по-прежнему не мог сосредоточить взгляд на ее усах.

Отпуская меня с карманом, в котором лежал набитый золотом кошелек, она промолвила:

— Мой родной, а волосы-то у тебя поредели.

Взлелеянное мной уважение мгновенно пропало.

О магах я Вирну не спросил — не решился. Я был уверен, что Фальтедро едет в Талестру, опережая нас на два-три дня.

Я вышел через калитку под лучи полуденного солнца и увидел, как в сторонке от толпы Олник что-то увлеченно рассказывает Виджи. Они стояли ко мне вполоборота, и я, приблизившись неслышно, различил:

— И вот Фатик схватил этого уродца за бороду и хряп-хряп об коленку! Только зубы брызнули. Нет, он молодец, он не стал его убивать. Дларма, да ведь шмаровоз лучшего и не заслуживает… Так Фатик и познакомился с графиней дар Конти. Но конечно, тогда она была обычная уличная девка, их еще называют шлюхами, они же стервозы, или, как еще говорят, трепушки, знаете таких, мадам эльфка? Это те, что отдаются за деньги… Ну а шмаровоз их, стало быть, опекает… А уже потом, как дар Конти заново сошлась с Фатиком, она купила себе титул графини и стала заведовать публичным домом.

Виджи увидела меня. Глаза ее вспыхнули:

— Фатик, тебе нужно многое мне рассказать.

Варвар, не прислуживай.

Интерлюдия II (там же)

Боевая Арена Джарси стоит на скальном плато. Поближе к небу, подальше от мирских соблазнов. К Арене примыкают бараки, где живут ученики. Зимой в бараках холодно, летом — жарко, осенью… Осенью то жарко, то холодно — смотря по погоде. Ученики Трампа Грейхоуна должны с малолетства привыкать к суровым испытаниям.

Сегодня Шатци Мегарон Джарси покидал бараки навсегда. Вернее, должен покинуть, коли сладит с последними экзаменами.

Мы вышли за ворота на каменную площадку, что огибала Арену и бараки. С западной стороны площадка выдавалась над пропастью узким языком. Если стать на него, можно увидеть земли Фаленора — мягкие очертания зеленых холмов, синие ленты рек. Теперь Империей владел Вортиген-узурпатор, истребивший весь род императора до самых дальних родственников. Не так давно он решил взять под свою руку и перевалы в горах Джарси, но получил достойный отпор. Пытался сделать заставы неподалеку от перевалов, в долинах, чтобы отлавливать беглецов из Фаленора, но варвары Джарси прошлись по заставам огнем и мечом, превратив их в головешки. Вортиген отстал. Образно выражаясь, варвары Джарси дали ему по зубам, мы, горцы, это умеем.

— Так, — сказал я, искоса глянув на брата. — Дело почти сделано. Тролля ты завалил, барсов добыл, основной устав Джарси усвоил, дерево посадил, дом… ну, будем считать, что построил. Что еще? Ребенка родить всегда успеешь. — Я рассмеялся. Очень скверный был у меня смех — злой.

А Шатци уже пробрала мелкая дрожь. Видите ли, этот… хм, бесстрашный варвар боялся последних экзаменов.

Что? Нет, речь шла не о том, чтобы в одиночку сразить еще парочку троллей или голыми руками завалить медведя.

Дедушка Трамп собирался проверить способности нового варвара к письму и чтению.

Беда в том, что Шатци так и не научился быстро и складно читать. Писал он тоже с помарками, а конкретно в слове «помарка» однажды умудрился сделать столько ошибок, что получилось слово «вино»; уж не знаю, о чем он думал, когда в седьмой раз вместо: «Я пишу без помарок», старательно вывел обкусанным гусиным пером: «Я пишу без вина». Грамоту мы кое-как постигли, Шатци навострился выводить буквы-закорючки Общего, но чтение брату не давалось — он, как и год назад, с трудом читал по складам, сперва проговаривая слово про себя, а потом уже вслух — высоким, блеющим, неуверенным, слабым голосом. Чтение было для него мучением, сущим адом.

За месяц до экзаменов я понял, что дело швах: мозг Шатци оказывал активное противодействие всякой попытке научить своего хозяина беглому чтению. От вида книг брата начинало трясти, от слов, что я выводил (с ошибками, ибо не умею писать грамотно — такова уж особенность моего разума) на песке Арены, его мутило. А ведь за провал экзаменов дедушка Трамп строже спросит с меня, учителя, чем с ученика. Нет, ученику тоже достанется, но слабее, слабее…

В общем, я экстренно принял кое-какие меры. Возможно, потому, что меры эти касались работы руками и, в меньшей степени, головой, Шатци усвоил новую науку в кратчайшие сроки. Экзамены мы встретили во всеоружии.

Я снова взглянул на брата: жаль, что Джальтана его сейчас не видит! Экзамены по письму и грамоте — это не боевая забава, охочих смотреть на него не нашлось.

— Не бойся, я тебя не брошу… Да точно, точно! Всегда двое их: учитель и его болван, который не способен ничему научиться… — Я рассмеялся невеселым смехом и направился к лестнице.

Тут у него подогнулись коленки:

— Да я хочу! Но не для меня эта грамота!

— А счет? Деньги ты умело считаешь.

— Великая Торба, деньги считать все умеют!

Мы начали спускаться по отлогим каменным ступеням. Я бросил взгляд на перевал на стороне Фаленора: между остроконечных серых скал виднелась большая группа повозок; разномастные лошади старательно тянули их в нашу сторону. Трепетали на ветру цветные ленты, привязанные за обода тентов, да и сами тенты были раскрашены яркими красками. Бродячие эльфы… В последнее время их фургоны шли через перевал сплошным потоком: Вортиген, так и не совладав с Витриумом, обрушился на эльфов-бродяг. Те из ушастых, кто не сумел вовремя унести ноги из Империи, качались в петлях или угодили под топор палача. Бедняги. Уцелевшим еще предстоит пересечь долину Харашты, где ненавидят любых эльфов [65] . Таясь, двигаясь по ночам, прошмыгнуть к Большому перевалу в Галидорских горах, если повозок немного, или рискнуть, сбиться в большой отряд, и миновать долину Харашты без тайны и спешки, рискуя навлечь на себя гнев крестьян.