Великая Торба, быстрей бы закончился этот день!

9

Но день отвратительных сюрпризов еще не закончился.

Я обернулся на вскрик гнома — как оказалось, вовремя: ко мне, осклабясь, двигался Пан Кралик с длинным кинжалом в лапе. В левом плече торчит мой нож, лоб украшает шишка занятной конфигурации, похожая на что-то среднее между сливой и плодом авокадо.

Вот жадюга, ребята! Казалось бы — два подарка уже есть, так нет, все ему мало.

Одинокая свеча на деловом столе Джабара перекосила, вытянула тень Охотника, превратила кинжал в здоровенный меч.

Крик товарища спас мне жизнь, ибо придержал удар, которым Кралик собирался развалить мне голову (да, я знаю, у меня там пустовато, но это же моя голова, черт возьми!). Я изогнулся, отбивая кинжал с полуразворота, и едва не вывихнул кисть. Удар отдался резкой болью в руке, правый меч отлетел к стенке. Гритт! Кажется, мои возможности на сегодня исчерпаны.

Кралик усмехнулся, острие кинжала рассекло струю дыма. Блеснула позолоченная дужка рукояти.

—Ыссуда...

—Фатик, эркешш твою махандарр!

В нашей конторе происходило что-то нехорошее.

Я парировал несколько ударов левым клинком, глядя в налитые кровью глаза Охотника. Он был на взводе, как обнюхавшийся грибной пыли наркоман. Это мешало ему атаковать эффективно. С другой стороны, я тоже не в лучшей форме: правую руку дергает, в горле свербит от дыма, затылок раскалывается. Вы удивитесь, но варвары — тоже люди, хоть и сделаны из ста... Ах да, я это уже говорил.

—В стену замурую, — пообещал я Кралику. Он зарычал в ответ, яростно размахивая оружием. Мы не прыгали, не ходили кругами, а скорее топтались, почти не сходя с места.

Улучив момент, я отбил кинжал как мог далеко и, шагнув вперед, изо всех сил впечатал кулак в подбородок Охотника. Он отлетел к двери, но удержал равновесие, начал выпрямляться, пытаясь одновременно просветить меня насчет любовных похождений моей матери. Тут-то я его достал, лечебным уколом навсегда избавив от мирской суеты.

Будем считать, я рассчитался за попугая.

—Фатик!

Гритт! Полминуты на то, чтобы затоптать тлеющее масло...

Дела в нашем заведении обстояли скверно. А когда я говорю «скверно» — это значит хуже некуда, прячься, кто может, и все такое прочее.

Начну с небольшого плюса: у нас появился новый предмет меблировки — стул. Ножки с затейливой резьбой, высокая фигурная спинка. Не помню, где Джабар его украл, но, кажется, уволок из богатого дома. В общем, это был отличный увесистый стул, со всех точек зрения — замечательный, поставленный перед нашим столом, на место для посетителей.

К стулу, лицом к двери, была привязана эльфийка. Та самая вздорная девица с утиным носом. Светлые волосы растрепаны так, что видны порозовевшие кончики ушей, к хрупкой шее приставлен нож, тускло блестящий в свете масляной лампы.

Великая Торба!

Олник хорошо поработал, и последствия его работы я не стану расписывать подробно. Он наглухо вырубил двоих, а третьему, Арсу Бревису из Охотников, превратил ухо в отбивную, украшенную ямками от зубчиков молотка. Но Бревис был на ногах, и он держал нож у горла девушки. Олник застыл рядом, готовый прихлопнуть негодяя колотушкой. Увы, в этом случае нож Бревиса прервал бы нить ее жизни (иногда я выражаюсь высокопарно, особенно в непростых ситуациях).

Пат.

Бревис — громадный детина с нежным девичьим румянцем — вздрогнул, и нож дернулся, царапнув шею эльфийки. Взгляд метнулся ко мне.

—А, продавец хреновых корсетов...

—Но кремы-то были хорошие.

—Купчишка ты мизерный, пшел вон отсюда...

Я смолчал, переводя дыхание. Посмотрел на эльфийку.

Лицо девушки было в ссадинах и кровоподтеках. Щеки мокры от слез, глаза открыты, неподвижно смотрят в потолок. Из моей груди исторглось глубокое, какое-то нутряное рычание, даже я сам испугался. Редко, но бывает, когда я боюсь самого себя.

—Фатик! — прохныкал мой товарищ, через лоб которого протянулась длинная царапина. — Я все сделал как надо... А-а-а-апчхи-и-и! Если бы не... Гномья курва [16] , это все аллергия!

На девушке был бежевый вечерний костюм, белые бриджи и высокие щегольские сапожки. В самый раз для верховой езды. Или для кахавной Г-Кренделя...

Я начал перемещаться вперед, хрустя остатками трельяжа. Кстати, весь прочий мусор был выметен. Эльфы — знатные чистюли.

—Назад! И опусти ковырялки!

Мечи Гхашш уткнулись остриями в пол, но с места я не сдвинулся. Шесть ярдов — серьезное расстояние, вряд ли я сумею что-то предпринять. Вся надежда на переговоры — или на удачу. Жаль, что после такого рыка мне уже не разыграть безучастие.

—Между прочим, у этой девицы прорва денег. Он посмотрел на меня, как на идиота:

—Яханный фонарь! Наши заказы нельзя перекупить!

Я знаю, приятель, но почему бы не попытаться? Спрос не ударит в нос, верно?

—Кстати, насчет заказа... Пояснишь в двух словах?

—Как только, так сразу.

—Митризен?

Он не двинул и бровью, зато дернул шеей — боль в расплющенном ухе наверняка была адской.

—Уйми своего гнома.

—Он не мой, он сам по себе. Это гном-отщепенец. Никто не хочет иметь с ним дела, он же постоянно чих...

—А-а-апчхи-и-и! Г! Но! Мья! Кур-р-рва! Фатик!

Бревис вздохнул.

—Он отойдет, ты отойдешь, я разрежу веревки, возьму девчонку и свалю, и всем будет хорошо.

Стало быть, мы ему не нужны, и это не Митризен. Я оказался прав насчет гуляша из гоблинов. Впрочем, это малое утешение. Я не мог дать ему уйти. Кажется, девчонка нужна ему живой, хотя...

Он был не дурак, этот Бревис. Словно прочитав мои мысли (наверняка упражнялся в физиогномике на беззащитных гномах!), он пояснил с обезоруживающим бесстыдством:

—Я могу ее убить, но лучше прихвачу с целым горлом. Получу больше денег.

Пат.

И тут я увидел за его ногами шевеление. Из-за стола на брюхе медленно-медленно выползал второй эльф, похожий на привидение, подхватившее бледную немочь. В рваной, забрызганной кровью блузе, с обрывками веревок на запястьях. Значит, эльфийка была не первой жертвой, верно, господин очевидность?

Никогда бы не подумал, что так обрадуюсь при виде эльфа, однако ж — обрадовался. Олник тоже увидел эльфа, но я предостерегающе кашлянул и подвигал мечом, чтобы отвлечь Бревиса.

—Минуту, я дам тебе уйти, но сначала расскажу историю-крохотульку. Девушка в красной шапке, пирожки и волк как отражение твоих комплексов и тайных желаний.

—Чего? — Бревис был обескуражен. Еще бы, когда я, пытаясь разобраться, насколько я варвар и можно ли с этим что-то сделать, явился к доктору-мозгоправу и выслушал от него подобную муть, я был не просто обескуражен. Скажу прямо: доктору досталось несильно. Говорят, после поездки на воды (целебные источники у подножия Джарси, которые держал мой клан) у него даже пропал нервный тик.

Я начал излагать историю, растягивая ее лишними узорами и виньетками, а также возгласами: «И тут!», «А вдруг!» и «Внезапно!». Кажется, я потерял чувство времени, поскольку проклятый эльф полз слишком медленно. Я говорил и говорил, излагая все, что успел поведать мне подлец-доктор перед тем, как мои амок и чувство прекрасного выкинули его из окна.

—Девочка... — ошеломленно пробормотал Охотник.

—Ясен пень, ты ее не знаешь! Здесь вся суть в том, что сделал волк девушке в красной шапке, что она указала ему путь к дому своей бабушки? А та взяла и дала себя съесть. Ответ на этот вопрос и покажет нам всю меру твоего морального падения!

От этого пассажа даже эльф замер, видимо, размышляя над ответом. У Бревиса отвисла челюсть.

Но все прекрасное когда-нибудь кончается. На словах: «А пирожки в корзине? Это же явный намек на наши тайные желания. Обжираясь мучным на ночь или предлагая пирожки беззащитным старушкам, мы культивируем в себе варварскую жестокость к ближнему своему!» Бревис с трудом вернул начавшие расползаться в разные стороны глаза и зарычал от злости. Вот же, проникся сказкой! Сейчас изобразит серого волка в момент пожирания бабушки.