— Он не врёт, — прогудел за моей спиной голос. Зоркий. Одноглазый паладин подошёл к нам. Смело уставился в глаза демона. — Медиумы говорят тоже самое. Зло приближается. Истинное зло. Конец времён. Они дают срок в два месяца.

— Медиумы Первой Церкви слишком близки к демонам, — заметил я.

— Большая их часть это воцерквлённые ведьмы, — не повернулся ко мне Зоркий, играющий в гляделки с Князем Падали. — Голоса с той стороны их разумы давно не смущают. Все они преданно служат истинному Господу так, как могут, и сражаются с тем оружием, которых наделил их Всепрощающий.

Очень удобная позиция, конечно. По отношению к ведьмам, не идущим на сотрудничество, у них доброты такой определённо не хватает. Вот только удивительно легко паладин на это пошёл.

— Демоны объединяются, господин Зоркий. Это всё может быть ловушкой. Частью хитроумного плана, — позволил я усомниться. — Это же посланник серого мира! Нельзя…

— Он сидит здесь, перед нами, готовый умереть, — задумчиво перебил меня Зоркий. — Враг рода людского. Гад, выползший с той стороны, и отдавший свою жизнь нам на милость. Это очень не похоже на типичного демона, Илья!

Мордард покачал рогатой головой, поддерживая слова паладина. Князя Падали совершенно не трогала оскорбительная риторика.

— Если только его не прислал к нам его хозяин, — отметил я.

— Хозяин Князя Падали? Кто же это?

Зоркий был сама невозмутимость, но вопрос оказался очень ядовит. Очень хотелось парировать, что в моём подчинении таких Князей когда-то хватало. Вряд ли поймёт, конечно. Поэтому душу его смущать не стану.

Жаль, что паладин не придерживался такого же мнения:

— У меня больше вопросов родилось к вам, Илья. Вы определённо что-то от нас всех скрываете.

— Мы можем обсудить это всё позже, ваше святейшество.

Внимания ко мне стало совсем много. Даже больше чем к Мордарду. Ладно, вскроем карты. Но не здесь. Перед лицом Князя Падали особенно откровенничать не стоит. Допустим, он из тех, кто разочаровался в своём Божестве и не рассчитывает на вечное блаженство.

А если нет? Может, повернулось что-то в рогатой головушке. Я бурил взглядом фигуру демона, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Надежда, она ведь последней умирает. Вдруг врёт, а? Ну вдруг?

Мордард пошевелился, поднимаясь. Паладины снова приняли боевые стойки. Мягкое кресло с Оладушкиным отлетело чуть назад. Зоркий заслонил меня телом, а Андрей поднял алебарду.

— Я пришёл не драться. Я пришёл говорить. Смерть это ничто. Чем позже это ничто меня настигнет, тем лучше. Если тебе потребуется моя помощь, Душеед, ты знаешь, как меня найти.

Это я сейчас якшаюсь с демонами, или демоны со мною. Передо мною маячила спина паладина, и мне было невероятно интересно, что творится в голове Зоркого.

Князь Падали спиной отступил к порталу, переводя взгляд с одного паладина на другого. Никто не шевелился. Зоркий команду не давал. И когда демон исчез в портале, то святой воин в сердцах подошёл к чёрному зеркалу и снёс голову дрожащему хранителю портала.

Я заботливо перехватил вплеснувшуюся энергию, в очередной раз поблагодарив всё хорошее за то, что рядом нет никого со схожим талантом.

— Поговорим? — спросил Зоркий, когда серая хмарь окончательно развеялась. Обращался он, определённо, ко мне.

— Да-да, Илья, было бы не лишним, — кресло с Оладушкиным приземлилось прямо передо мною.

— Друг, ты утаиваешь что-то? — поинтересовался Андрей.

Ладно. Люди здесь были разные, степень доверия у всех была своя, но терять мне, в принципе, нечего. Вы хотите правды? Берите, но главное унесите её всю.

Я оглядел троих вопрошающих. Остальные держались чуть подальше. Паладины почтительно отошли, повинуясь команде Зоркого, а «пушгорские медведи» и до этого момента терпеливо ждали сигнала Андрея, не приближаясь.

Хотя Косолапик недовольно порыкивал.

Кто считает, что говорить правду легко и приятно, тот никогда не пытался объяснить окружающим свою избранность. Это нелегкая задача, особенно когда вокруг все трезвые, и другом можно назвать только одного из участников столь странной беседы. В итоге единственный глаз Зоркого расширился так сильно, что я всерьёз опасался за паладина: как бы бедолага не ослеп. Андрей Обухов слушал меня с открытым ртом, и только Оладушкин никак не выражал своего удивления. Но он в целом и подозревал что-то подобное, так что моя «исповедь» лишь укрепила его в собственной правоте.

Да, наверное, его лицо выражало скорее триумф, а не что-либо иное.

Я не стал сильно заострять внимания: как мне удалось дойти до жизни такой (и сколько душ я загубил), что в будущем от моей руки погиб целый бог. Ведь не так важен маршрут, как конечная точка, верно? Особенно когда напротив тебя стоит здоровенный паладин со светящимся двуручным крестом. Тут хочешь, не хочешь, а за словами будешь следить.

— Игумен был прав… — только и сказал Зоркий. — Он был прав, считая тебя избранным. Я думал, что толстяк выжил из ума, но он смог поколебать даже совет Епископов. Те дали ему время… Получается, не зря.

— Сие истолковывает многое, — выдохнул Андрей. — Многое, Илья. Какая честь, быть другом тебе!

— Хорош. Это всё лирика, — отмахнулся я. — А мы должны заняться практикой. Правда, пока точно не знаю какой именно. Есть идея…

— Отрубить тебе голову? — без улыбки спросил Зоркий и, по-моему, примериваясь. — Демон подкинул рабочую идею. Одна смерть взамен миллиардов.

— Если у Пожирателя топографический кретинизм, то да, — осторожно возразил я. — Вряд ли, конечно, у этого господина имеется толковый навигатор, но не слишком ли на ошибку божества полагаемся, м? Да и вообще мне твоя идея не очень заходит, — на всякий случай я всё-таки сделал шаг назад.

— Это хоть какой-то шанс, — задумчиво продолжил паладин. — Будь моя душа маяком для всеобщей гибели, то принёс бы жизнь свою, не задумываясь. Во благо людского.

— От меня живого пользы чуть больше будет в этом вопросе, — пробурчал я. — Есть у меня одна идейка, конечно. Но… Очень похожая на сумасшедшую. Если Мордард смог раскидать свою сигнализацию по вселенной, то, может, он сможет закинуть и меня куда-нибудь? Не обязательно по пути следования. Раз уж он на меня летит —любой подойдёт. И там я его встречу.

— Ты выдержишь эту встречу? — спросил Оладушкин.

— У меня есть чем его удивить, — уклонился от ответа я.

— Прокинуть сигнализацию через пространство или же человека — это две большие разницы.

Претендент крепко задумался. Кресло под ним принялось покачиваться, словно убаюкивая чародея. — Потребуются огромные затраты энергии. Не думаю, что такой мощью может обладать какой-либо из ныне живущих Верховных Магов.

— Сибириевые чаши, — сказал Зоркий. И эта фраза сработала так, как будто в голову Оладушкину прилетело кувалдой.

— Ты прав, — выдохнул он. — Проклятье, святоша, ты прав!

— Твоя магия не спасёт тебя от десяти клинков, — заметил паладин. — Ибо язык твой будет намотан на наши хоругви.

— Прости, святой воин. Прости.

Оладушкин забормотал что-то возбуждённо. Глаза его забегали.

— Сибириевые чаши? Что это такое? — спросил я. Совершенно незнакомая штука. А это очень подозрительно, когда какое-то волшебное оружие прошло мимо тебя. Либо оно не работает так, как его хвалят, либо ты что-то упустил и мог сильно облегчить себе жизнь.

Почему-то мне казалось, что это как раз второй вариант.

— Ну? — мне хотелось толкнуть Претендента. — Что за сибириевые чаши? Зоркий, может ты подскажешь⁈ Я заинтригован!

Глава 9

Когда серый мир уходит из вечернего болота, то в цветном мире, в целом, ничего не меняется. Красок больше здесь не выдавишь из природы. Это как фотографии из Петербурга: попробуйте найти различия между черно-белым и цветным снимком. Люди очень смеются над забавным фактом, а петербуржцы, как я слышал, наоборот ­— непроизвольно всхлипывают.